Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

Въезжаю, конечно. Схема-то неновая. Воруют под прикрытием агентурных сетей.

— Ну, что скажешь?

— Скажу, всё бы ничего, да работаете вы больно топорно, и была бы реальная защита, в случае, если бы я оказался тем, за кого вы меня принимаете, непонятно. Схватили у гостиницы на глазах у восхищённой публики, можно сказать. И если бы всё было, как вы говорите, то вы бы своего агента подставили, с самого начала. Это в крови у вашего брата. А дальше вообще пошло бы поехало вкривь и вкось через одно место. Я вас знаю. Ещё скажу, что вы сами меня толкаете на преступление. Я бы сроду этими делами не занимался, а вы меня запугиваете, грозите преследованием по сфабрикованным делам. К тому же двадцать пять процентов — это вообще грабёж. Это я теоретически рассуждаю. Если бы какой-то человек согласился на ваше предложение, можно предположить, что у него ничего бы не оставалось. Вряд ли же он всё себе забирает из тех заработков, о которых вы говорите. Зачем такому человеку вообще вся эта канитель, если денег с гулькин нос бы оставался?

— Ну ты мне-то не заливай про гулькин нос. А то я не знаю, сколько одна точка приносит.

— Ну, вы по Москве-то не равняйте. В регионах по-другому дела обстоят. Там все три дают меньше одной вашей. Я так думаю. И, будь я действительно тем, за кого вы меня приняли, я бы, несомненно, хотел подумать, прежде чем давать ответ. Но вам тоже было бы о чём подумать. Ашотик ваш, говорят с катушек слетел. Вы что, думаете он сможет отжать что-нибудь?

— А мне зачем думать? Это его дело. Отберёт — хорошо, значит контора с носом останется. Не отберёт — тоже нормально. Ситуация не поменяется, но вам по-любому урон нанесёт. Мелочь, а приятно. Помотает вам нервы, конторе помотает. Персонал потреплет. А там глядишь, и прирастёт чем-нибудь, а копейка, как известно, рубль бережёт.

— Странная позиция, близорукая. С экономической, да и политической точки зрения в корне неверная.

— Это почему? — любопытствует майор.

— Потому что тот, кому мотают нервы, вполне возможно, тоже может нервы на кулак намотать. Только теперь уже вам. Смотрите, это я вам, как разумный человек говорю. Сделает он что-нибудь такое, учудит, а именно вам это в вину и вменят. И вы всем своим главным управлением будете волоски из одного места у себя драть, да только это уже не поможет. Какой же вы руководитель, если доводите до такого?

— Это ты о чём сейчас⁈ — настороженно переспрашивает майор Плешивцев.

— Ни о чём конкретном, просто размышляю о логике момента.

В этот момент в помещение входит капитан Торшин, похожий на Дольфа Лундгрена. Он проходит к майору и, наклонившись, что-то шепчет ему на ухо. Взгляд Плешивцева тут же становится диким, как у Петра I в нашем кинематографе.

— Ты знал⁈ — вскакивает он и нависает надо мной. — Ты знал, сучонок?

— Не пойму я, — качаю я головой. — Чего знал-то? И зачем так грубо?

— Чурки Абрамовские подожгли нам точку. Там полыхает всё так, что восстановить не удастся уже. Ты мне за это заплатишь! Ты понял⁈

— Харэ-харэ, товарищ майор. Во-первых, я знать не знаю, где ваши точки находятся и что в них происходит. Тут я вообще не при делах. От слова абсолютно. Втыкаете? Во-вторых, я вам только что спрогнозировал ситуацию исходя из тех скудных данных, что вы мне предоставили. То есть ума много не надо, чтобы понять, что дальше произойдёт, а вы всем коллективом дотумкать не смогли. И, в-третьих, вы своего ушлёпка утихомирьте, а то не ровён час, к моменту, когда доклад надо будет наверх делать, уже ни одной живой точки не останется. Да и его самого тоже. Он же беззащитного человека так отделал, что того в Склиф увезли. Ну и чего удивляться, что ответочка прилетела?

— Ну, Брагин, ну сска…

— Хорош слюной брызгать, выпускайте меня, вам всё равно сейчас не до меня будет. А я пойду размышлять над вашими словами, но пока единственное, что я вижу, так это то, что лажаете вы капитально. Там поди ещё и охрана ваша ментовская была?

— Торшин, — зло бросает майор, — выводи этого умника отсюда. Брагин, жду от тебя положительного решения через два дня, иначе начну так долбить, что ты охереешь, понял меня? И не думай, что в Сибири сможешь отсидеться. Я за тобой бригаду хоть на край света пришлю.

— Я вас услышал, — многозначительно выдаю я ровно ничего не значащую фразу. — Там со мной ещё коллеги были. Их тоже нужно освободить.

— Они в курилке сидят давно, — сообщает Дольф. — Тебя ждут.

Лиды в номере не оказывается. Наверняка умчалась к своему Баксу. Бестолковая. Приходится говорить с нашим начальником службы безопасности из казино, чтобы он кого-то из резерва послал к ней домой на случай, если Ашотик не уймётся. Сейчас, после потери точки, он может закусить и наделать серьёзных дел.

Решив этот вопрос, возвращаюсь в номер. Блин, это что за денёк такой, ещё только шесть часов, а чувство, будто уже три дня прошло. Всё сейчас лягу и до утра не встану, хоть режьте меня. Но только я опускаюсь на кровать, раздаётся телефонный звонок.

— Брагин! — слышу я недовольный голос Злобина. — Тебя где носит⁈ Три часа тебе телефон обрываю.

— Да было приключение, Леонид Юрьевич. Увидеться бы надо.

— У тебя вообще приключение на приключении. Со мной потом увидишься, а сейчас давай быстро, немедленно звони Гурко, он ждёт звонка твоего. Я его уломал кое-как на встречу, а тебя нет. Подводишь, дорогой. Записывай телефон.

— Да я помню, если не менялся.

— Серьёзно?

— Ну да, а что, память молодая, хорошая. Все номера запоминаю.

На всякий случай мы сверяем номер и договариваемся созвониться завтра утром. Я набираю Гурко.

— Здравствуйте, Марк Борисович, это Брагин вас беспокоит. Мне Леонид Юрьевич сказал, что я могу вам позвонить.

— Я уж думал, что ты передумал. Так, смотри. У меня времени совсем нет, поэтому предлагаю поговорить за ужином, в нашей столовой. Знаешь где?

— Да-да, довелось как-то побывать.

— Хорошо. В девятнадцать часов подходи прямо туда, я распоряжусь, чтобы пропуск был выписан. У тебя будет всего полчаса.

— Да, спасибо огромное, мне хватит.

— Тогда до встречи. И Новицкую не забудь привести.

— Так точно, будет сделано.

Блин, почему нельзя заранее такие вещи решать⁈ Набираю Иркин номер и, разумеется, никто не отвечает. Твою ж дивизию! Бросаю трубку и через минуту набираю снова. И опять тот же результат. Так, спокойно. Всё хорошо, в крайнем случае пойду один. Надо вообще-то уже через десять минут выходить. Ёлки… Неужели попёрлась к этому козлищу? По идее, она так рано не уходит, сама же говорила…

Набираю ещё раз, жду до потери пульса и уже собираюсь положить трубку, как на том конце раздаётся голос:

— Центральный комитет ВЛКСМ…

И голос этот очень хорошо мне знаком!

— Ириш, это я.

— Брагин, я вот, как чувствовала. Кто ещё может так долго трубку держать? Мне пришлось с другого конца идти. Чего тебе, проверяешь? Не поехала, не поехала я.

— Ты даже не представляешь, как хорошо, что ты не поехала. Так, слушай внимательно. Сейчас ноги в руки и бегом на Старую площадь к комбинату питания. Мы идём ужинать с Гурко.

— Что⁈

Представляю, как у неё челюсть отваливается. Как в мультиках.

— Тебе идти десять-пятнадцать минут. Бросай всё и чеши.

— Это что ещё за «чеши»? И зачем это всё?

— Встречаемся без десяти семь. Я всё тебе расскажу, не переживай.

— Егор! Ну что такое! Нельзя заранее было сказать? Я теперь буду как нюшка немытая и нечёсаная! Ну кто так делает?

— Ириш, я сам буду как нюшка. Я только пять минут назад узнал, что у нас встреча. Всё, не бузи, давай, ноги в руки и вперёд!

— Убью, Егорка! Но любя!

— О, это уже кое-что. Всё, мне уже выбегать нужно.

Я беру охрану и выхожу из гостиницы. Если честно, эта охрана настоящая обуза. Нет, ребята молодцы, они прямо крутые, но, всё равно, пока позвонишь, пока поставишь задачу, пока подождёшь… Сам бы я уже на полпути был, а так мы только выходим. К тому же Игорь на протезе и заставлять его бежать вообще не дело. Он и так на ногах целый день. В общем, я оставляю его отдыхать и беру одного Пашу.

Когда приходим к столовой, Новицкая уже ждёт. Молодец. Вот, что значит комсомольская дисциплина. Я ей по-быстрому рассказываю, зачем